– Что вы делаете, ослы! – взвыл он, согнувшись, – кто так держит?!!
Тут до него дошло, что сзади что-то происходит, и он обернулся, на всякий случай, пытаясь дотянуться до лежавшего рядом меча.
– Стратег?! – пробормотал он удивленно, – я вас не заметил…
– Поворачиваясь лицом к женщине, спиной ты поворачиваешься к врагу, – сухо отрезал Ксантипп, – твое счастье, что битва уже окончена.
– Мы думали… – забормотал один из ополченцев, – наша добыча…
– Вашей она станет после раздела, – поучительно заметил вошедший за спартанцем грек-адъютант.
– Но стратег… – протянул наемник, – мы победили.
– Прикажете наказать? – поинтересовался адъютант
Лица ополченцев приобрели землистый оттенок. Наемник побагровел и дотянулся все-таки до меча.
– Она рабыня… кого-то из этих римских скотов, – проворчал он исподлобья глядя на адъютанта, – как и всякое имущество, она наша законная добыча.
Ксантипп ничего не ответил, и повернулся, собираясь выйти из палатки.
Девица выскочила из угла и бросилась в ноги спартанцу, что-то бормоча на непонятном тому языке.
– Что она говорит? – стратег повернулся к адъютанту.
– Это какое-то отдаленное галльское наречие… или дакийское, а может германское, – смутился грек.
– Цвет ее кожи я вижу, говорит она что?
– Хочет чтобы вы ее забрали, – проворчал наемник, наконец разогнувшись, и перекинув через плечо портупею для меча, – видать простые парни вроде нас ей не слишком нравятся…
– Ты говоришь по-галльски?
– Это белгский… В молодости я воевал с ними.
– Ты галл?
– Я гельвет, – подбоченился наемник.
– Какие еще языки ты знаешь?
– Кельтиберский, тевтонский, паннонский… – начал перечислять тот.
Ксантипп обернулся к адъютанту.
– Пусть будет у меня под рукой. Толмачом.
Грек понимающе кивнул.
– Я воин! – возмутился гельвет, – а не какой-то паршивый толмач.
– Уже нет, – философски ответил ему адъютант, – приказы стратега не обсуждаются.
Ксантипп опять собрался выйти из палатки, но зацепился за девушку, снова бросившуюся ему в ноги.
– Что с ней делать? – почтительно спросил грек.
Она опять что-то заговорила, но уже спокойнее и на другом языке.
– Говорит, умеет готовить, прясть и лечить раны, – перевел грек.
– Латынь я немного знаю, – прервал его спартанец.
– Так как прикажете с ней поступить?
Девушка переводила взгляд с адъютанта на стратега.
– Смотрите, – удивился грек, – у нее глаза разного цвета! Как у божественного Александра. Это знамение.
– Благоприятное? – поинтересовался Ксантипп.
– Несомненно, – почтительно склонил голову адъютант.
– Если я заподозрю, что ты лжешь, выгоню… – сухо отрезал Ксантипп, – мне нужны толковые советники, а не льстивые.
Грек еще раз поклонился, едва заметно улыбаясь в бороду.
– Но раз знамение благоприятно, забери ее с собой, определи на кухню, что ли… – добавил спартанец.
Преследуемый античными снами я проснулся рано. Пока остальные поднимались и готовились к возвращению в разоренный город, я воспользовался случаем осмотреть руины. Несмотря на прошедшие годы, стены и колоннады сохранились весьма недурно. Сквозь мох и лианы проглядывали потускневшие, но все еще различимые фрески, из буйной поросли папоротников там и сям торчали руки и головы богов и героев давно минувшей эпохи. На глаза мне попалось изображение женской фигуры. Сделанная живописцем для пущей верности подпись гласила, что это богиня Минерва. Странная особенность сразу же привлекла мое внимание – один глаз богини был зеленым. В моей памяти немедленно всплыла виденная в Марселе статуя. Судя по словам купившего ее у контрабандистов Франца, она тоже была верхнеегипетского происхождения. Хотя и старше местных развалин, и изготовлена скорее в карфагенском, чем римском стиле. Но традиция разноглазой богини несомненно была местной. Весьма интересно, надо будет покопаться в источниках. Тут определенно что-то есть. Как минимум тема для доклада на кафедре археологии…
Мои размышления прервал многоголосый гвалт. Ведущую партию составляли женские крики. Схватив маузер я бросился на шум, ко входу в руины, где столкнулся с заспанным Хемметом и наполовину побритым Лайвсли. Вторую щеку англичанина покрывал густой слой мыльной пены, но в руке вместо бритвенного станка был зажат револьвер.
Источником паники оказалась группа туземцев из нижнего города, пестревших в лучах рассветного солнца новенькой боевой раскраской. Перепуганные беглецы из города верхнего, увидев эту воинственную компанию, решили, что теперь то уж точно настал их последний час и выражали эту мысль достаточно громко.
– Спокойно, – я перехватил руку вскинувшего было револьвер Алана, – это наши союзники.
Лайвсли молча опустил револьвер.
Один из туземцев подошел ближе и обратился ко мне.
– Что он говорит? – беспокойно спросил Хеммет
– Какие-то белые люди пришли в нижний город вчера вечером. Их приняли как гостей, и послали гонцов сообщить нам…
– Откуда тут еще белые? – недоумевающе спросил Хеммет, и замер с открытым ртом.
– Дю Понт с Невером, я так думаю, – невозмутимо озвучил Лайвсли мысль, пришедшую нам с Хемметом в голову.
– Эрика! – воскликнул я.
– Ортенсия! – воскликнул Хеммет.
– Она в руках этих негодяев! – воскликнули мы уже хором…
Отправив беженцев и раненого Михала обратно в руины верхнего города, сами мы двинулись к нижнему. Что предпримут французы было непонятно, но предоставлять Невера самому себе казалось нам слишком опасным.