Хеммет кивнул.
– Вести огонь придется во все стороны, поэтому готовься, что тебе надо будет скакать вокруг пулемета как арлекину на карнавале. И не хватайся за ствол, обожжешься…
Я установил прицел, и вгляделся в начинавшее светлеть на востоке небо.
– Уже скоро…
– Танкред. Скажи честно. Как ты оцениваешь наши шансы?
– Наша единственная надежда – продержаться несколько дней до подхода войск.
– Неужели так долго?
– Абдалла нам на помощь не пойдет – побоится оставить оазис без защиты. А легионеры пешком будут двигаться очень медленно.
– А мы сможем столько продержаться?
– Зависит от того есть ли у них ручные гранаты. Если нет, то мы сможем выдержать сутки, максимум двое. Ну а если есть, то часа два-три… как повезет.
– Может тогда лучше сдаться?
– Они не будут брать пленных…
– Неужели у нас нет никаких шансов?
На горизонте показались едва заметные фигурки на гребнях дюн. Я засучил рукава и передернул затвор пулемета.
– А теперь, Хеммет, забудь все, что я только что говорил про наши шансы и следи за обоймами.
Меня часто просят описать бой. Любой. Хоть на фронте, хоть тот, в африканской пустыне. И я всегда отвечаю – "не могу". Это пережить надо. Трудно описать эмоции. А по существу дела рассказывать тем более нечего. Что я делал в бою? Стрелял. Прицел, затвор, гашетка – цель слева, цель справа, поворот, очередь… Остальные тоже стреляли. Кто целился, кто просто палил в сторону противника, продолжая жать на курок и дергать затвор, даже когда магазин уже опустел. Обстрелянных бойцов у нас было всего около дюжины. Остальные штатские: ученые, землекопы, картографы…
Спасло нас то, что нападавшие ожидали налететь на спящий лагерь мирных ученых, а никак не на окопанную позицию, встретившую их кинжальным огнем с развернутых в несколько рядов окопов и брустверов. Да еще с пулеметом.
Добрая половина атакующих, сообразив, чем дело пахнет, немедленно удрали за ближайшую гряду. Остальные рискнули перестроиться и атаковать с другой стороны. Но я развернул пулемет, наши бойцы перебежали по траншеям на новые позиции и все повторилось.
Больше атак бандиты не предпринимали. Лишь время от времени какой-нибудь лихой бедуин выходил на гребень бархана, садился и делал несколько выстрелов в нашу сторону. Хеммет приподнимался и начинал всматриваться в стрелка…
– Не суетись. С такого расстояние по нам они не попадут, разве шальной пулей кого задеть может. И то если он из укрытия высунется, – я прилег у пулеметной треноги и просто отдыхал.
– Все равно надо смотреть, что там делается, – проворчал Синклер.
– Ты говорил, что был в Испании? – спросил я
– Довелось. Но там немного другая война. Да и на передовой я там был всего несколько раз. И то, как репортер, а не солдат. Блокнот и фотоаппарат, а не винтовка…
– Ясно. Но все равно хоть как-то обстрелян.
Пригибаясь, к нам добрался дю Понт.
– Теперь я начинаю понимать, что такое окопная война, – француз опустился на патронный ящик.
– Да не совсем. Вы еще артиллерии не видели, – я усмехнулся.
– Надеюсь, пушек у них нету. Увы, но мой военный опыт исчерпывается тремя годами службы вольноопределяющимся в Габоне. У туземцев там обычно даже винтовок не было… Так что сейчас вы явно более компетентны, Танкред. Отчего я и хотел узнать ваше мнение – повторят ли они атаку?
– Вряд ли. Они явно не рассчитывали на подобный прием.
– Не верится, что все вот так просто, – подозрительно заметил Хеммет, – так не бывает…
– А я и не имел в виду, что мы уже победили…
– Тогда я вас не понимаю, мсье Бронн, – нахмурился дю Понт.
– Еще раз на пулемет они в лоб не полезут, – разъяснил я, – но это еще не означает, что они готовы оставить нас в покое.
– И?
– На их месте я бы или выждал подхода новых сил, или рискнул напасть ночью, подкравшись в темноте.
– И что вы предлагаете делать?
– Ждать. Экономить силы, воду и патроны. Все это нам еще понадобится…
– Ждать помощи? Но как долго?
– Рискну поставить серебряный талер, что раньше, чем дня через три сюда никто не доберется, – заметил я, беззаботно глядя в раскаленное голубое небо.
Дю Понт тяжело вздохнул, и отправился на свою позицию на другом конце лагеря. Хеммет, проводив его взглядом, спросил меня.
– Ты на фронте кем был? По званию?
– Унтером, иногда взводом командовал. А что?
– В офицеры не взяли?
– Жесткости характера не хватило. Дослужился до кандидата, потом передумал. А тут и война кончилась… В принципе по производству военного времени могли дать лейтенанта. Но зачем? Я индивидуалист и разгильдяй. Не выйдет из меня военного…
– Смотри! – перебил меня Синклер.
Я выглянул за бруствер. На гребне дюн выстроилась длинная цепь всадников. Даже на глаз их было не менее полутора-двух сотен.
– А вот и подкрепление, – пробормотал я упавшим голосом, – надеялся, что они задержатся…
Из пустыни донеслись отголоски воинственных криков. Фигурки поднимали над головами винтовки и беспорядочно палили в воздух.
– Что они делают? – спросил Хеммет.
– Пугают нас. И заодно поднимают свой воинский дух.
От цепочки отделился всадник и поскакал к лагерю, размахивая белым флагом.
– Неужели парламентер? – удивился я
– Наверное… Что делать будем?
– Подпустим ближе, – я слегка высунулся над бруствером и гаркнул, – не стрелять!
Подъехав метров на двадцать к окопам, парламентер остановился. К моему удивлению это оказался не араб, а европеец, хотя и в восточной одежде. Похоже Ахмад набрал весьма разношерстную компанию.